— А к делу готовиться не будете?

— Почему же? Буду. Когда в Москву приеду. А вы думаете, что можете мне чем-то помочь?

Я пожал плечами.

— Не знаю, смотря какая у вас позиция по данному делу.

— Позиция у меня самая что ни на есть обыкновенная, женская…

— Вы меня не поняли, — уточнил я. — Я имею в виду вашу версию, ваши показания, которые вы дали на следствии.

Но я уже видел, что взгляд ее, устремленный куда-то вдаль, был совершенно равнодушным.

— Так что же с вами произошло? Можете рассказать мне подробно, или у вас опять нет настроения?

— Да нет, как раз сейчас у меня настроение есть, — ответила Катя, наливая себе мартини в фужер. Потом, спохватившись, сказала: — Может быть, вел выпьете со мной?

— Если только минеральной воды или сока, — я заказал для себя апельсиновый сок со льдом. Жена присоединилась к Кате.

— Ну что вам рассказать… — начала Катя. — Родилась я двадцать шесть лет тому назад в маленьком провинциальном городке Золотого Кольца. Отца своего не помню. Точнее, когда я родилась, его уже не было. Моя мамаша тогда уже развелась с ним. Потом, когда мне было около восьми лет, неожиданно появился дядя Боря. Это мамин любовник. Дядя Боря был странный человек. По-моему, все пороки, существующие на свете, были собраны в этом человеке. Он отбывал свою вторую судимость в колонии, находящейся неподалеку от нашего города. Но за примерное поведение и поскольку срок у дяди Бори заканчивался, его определили на поселение. Не знаю, где они познакомились с мамашей. Дядя Боря часто стал останавливаться у нас. У него были какие-то связи со спецкомендатурой, где он обязан был отмечаться. Короче, стал он жить с матерью. Впрочем, жить — это слишком громко сказано. Точнее — сожительствовать.

Обычно целый день дядя Боря где-то шлялся, а вечером появлялся с бутылкой. Либо они вдвоем с мамашей пили, либо, что самое худшее, приходили его дружки и пили, сидя у нас на кухне.

Иногда такие пьянки заканчивались драками. А однажды, — Катя сделала небольшую паузу, — такая пьянка могла закончиться для нас трагически. Сели они как-то в карты играть.

Тогда, я помню, он все проиграл. И тогда его дружки, такие наглые — я их на всю жизнь запомнила, — сказали: играй на своих женщин, Борис!

Дядя Боря посмотрел пьяными глазами на мать и кивнул головой: ставлю ее на кон! Но дружки поправили его: нет, погоди, давай на обеих! Да вы что, братва, сказал дядя Боря, ей же только восемь лет! А дружок и говорит: вот и хорошо, — и уже руку ко мне протягивает, — давай играть на них!

Дяде Боре было уже все равно, и он поставил на кон маму и меня… И что вы думаете? Он проиграл. Встал из-за стола, налил себе полный стакан водки, залпом выпил и вырубился, упал без сознания.

А тем временем трое его дружков встали и направились к нам с матерью. Мы забились в уголок. Не знаю, откуда у матери силы взялись, но она схватила меня в охапку и, одной рукой отшвырнув одного из собутыльников своего муженька, бросилась к двери.

Мы выскочили на улицу и побежали. За нами двое гонятся.

Бежали мы долго, они нас почти догоняли. И тут мы свернули во дворик и закрыли за собой калитку. Стоим, ждем. Сердце у меня из груди выскакивает. Испугалась я страшно. И мама испугалась. Зажимает мне рукой рот, чтобы я не крикнула.

Пробежали эти двое и встали около калитки. Стоят, курят. Один из них говорит: «По-моему, они сюда побежали». — «Ты точно видел?» — спросил второй. «Кажется, сюда». Стоят, не знают, что делать. А мы уже настолько перепугались, что ноги стали ватными.

Вдруг один говорит: «Точно, они за забором стоят. Я их дыхание слышу». И он быстрым движением приподнялся. Его голова оказалась над нашими головами. А уже ночь на дворе. Во дворике, куда мы попали, какой-то частный домик деревянный стоит, маленький. Первая мысль — туда кинуться. А потом подумали: а вдруг там какая-нибудь старушка живет? У нас много таких домов со стариками. Как она сможет нас защитить? Но тем не менее, все равно бросились мы к двери, стали стучать.

Дверь открыл мужчина. А те двое уже через забор перелезли, бегут за нами. Мы кричим: «Помогите! Спрячьте нас быстрее!» Мужчина моментально сообразил — пропустил нас внутрь и закрыл за нами дверь.

Между ними началась драка, мужчину даже ранили. Потом они убежали, но долго кричали: «Ну, сучки, мы с вами еще разберемся! Такую подлянку нам устроили!»

На следующий день, в чем были, не заходя домой, мы уехали в деревню к бабушке, маминой матери. Там мы и остались, жили примерно месяц. Но мать стала тосковать по городу и решила поехать на разведку.

Поехала. Прошел месяц, второй. Она не возвращается. Мы поняли, что что-то случилось. Бабушка отправила в город своего дальнего родственника, чтобы он разузнал, в чем дело. Он вернулся и о чем-то долго шептался с бабушкой.

Позже я узнала, что дядю Борю убили, а мать спилась и пропала. Что с ней случилось — не знаю. Говорили, что по пьяной лавочке ее то ли зарезали, то ли сама под поезд попала…

Так я и осталась жить в деревне у бабушки. В четырнадцать лет пьяные деревенские парни сделали меня женщиной.

Кое-как я окончила восемь классов деревенской школы. Затем два года училась в небольшом поселке в вечерней школе, закончила десятилетку. Жила у бабушки, пока она не умерла. Осталась я в доме одна. А в город ехать все равно не хотела.

Когда мне было восемнадцать лет, к нам в деревню приехали студенческие отряды из московского института на сельхозработы.

Было очень распространено посылать студентов в деревни. Пробыли они у нас около месяца. Вот тогда я и встретила своего будущего мужа, Виталика.

Виталик был из Москвы, из очень интеллигентной семьи. Родители у него были учеными: мать — врач, а отец — то ли доктор наук, то ли кандидат, работал в одном закрытом НИИ.

Виталик учился в престижном экономическом вузе. Он влюбился в меня с первого взгляда. В общем, все у нас случилось достаточно быстро. Но он оказался порядочным парнем и сразу предложил мне выйти за него замуж и переехать в Москву. Я посидела, подумала и согласилась. Не оставаться же мне всю жизнь в этой Тмутаракани! Хотя я и не очень любила Виталика.

Переехала в Москву, познакомилась с родителями Виталика. Очень милые люди оказались. Помогли поступить в институт. Я начала учиться. Вскоре у нас родился сынишка, назвали Святославом.

Каким-то образом родители сумели купить нам однокомнатную кооперативную квартиру. Виталик к тому времени закончил институт и работал в НИИ, одновременно учась в аспирантуре. Я тоже училась в институте. Виталик был положительным мужем. Он не пил, много работал, занимался наукой.

Но дома он ничего не делал — либо читал книги, либо смотрел телевизор. Он был безразличен и ко мне, и к семейной жизни.

А потом началась перестройка и новые экономические отношения. В НИИ, где работал Виталик, прошло крупное сокращение. Его уволили. И стал он целыми днями дома без дела сидеть. Сидит, смотрит в потолок и ничего не делает. На работу устраиваться не хотел. А жить-то на что-то надо было! Родители его тоже потеряли работу. Мать получала очень маленький оклад, как врач, а отец практически все время болел.

Я уже несколько раз просила Виталика, чтобы он устроился на работу, хоть кем-то. А он отвечал: «Кем я пойду? Ночным сторожем? Это ниже моего достоинства!» — «Но ты же отец, глава семьи! — убеждала я его. — Ты же должен семью кормить!» Он твердил: «Это ниже моего достоинства — идти на какую-то подсобную работу. Я буду сидеть и ждать, пока не подвернется хорошая работа».

Короче, много раз я с ним говорила, но все было бесполезно.

Тогда я сама решила пойти на работу. Бросила институт. Через соседку, с которой мы часто гуляли с детьми во дворе, узнала, что требуются продавцы на вещевой рынок. Работа не пыльная — с десяти до пяти вечера, и платят сразу за день наличными, без всяких вычетов. Отработал день — получи зарплату. А можно раз в неделю получать. Никаких удержаний, никаких отчислений. Мне эта работа подходила.